Странно, думала Лиза, спускаясь по деревянной лестнице «Дома друзей», здесь никогда не пахнет болезнью или болью. Напротив, она ощущала какой-то удивительный запах, но что это — никак не могла понять.
— Ксения Петровна, никак не пойму, чем здесь так пахнет? — спросила она, войдя в кабинет. — Какой-то райский аромат.
— «Шанель номер пять», — бросила та.
— Что? — Лиза не поверила своим ушам.
— А почему ты удивляешься?
— Да нет, значит, у вас духи «шанель номер пять»? Не узнала.
— Нет у меня их, — Ксения Петровна покачала головой. — Зато есть мыло «шанель номер пять». Целая коробка.
— Вы смеетесь? Ваши... обитатели моются мылом «шанель»? Я знаю, сколько оно стоит. Сама принюхивалась в магазине «дьюти фри», в аэропорту.
— Нам твои магазины беспошлинной торговли не указ, — засмеялась Ксения Петровна. — Ты лучше посмотри, сколько оно стоит в центре Москвы.
— Тогда откуда оно у вас?
— Ах, Лиза, все просто, как сама жизнь, — насмешливо сказала крестная. — Ты знаешь, что такое обмен услугами?
— Да кто не знает, — фыркнула Лиза.
— И всякий знает, что дешевле расплачиваться тем, что ему легче всего достается.
— Вы хотите сказать, что вам кто-то прислал просроченное мыло? — не унималась Лиза.
— Нет. Наше мыло в полном порядке, — Ксения Петровна выпрямилась и отодвинулась от компьютера. — Просто я приняла в хоспис мать одного коммерсанта. Он поставляет из Парижа такое мыло. Для него нет ничего проще, чем привезти нам коробку его, а не мешок гречки. — Крестная вздохнула. — Легкой смерти хотят все, Лиза, и себе, и близким. Она — единственное, что уравнивает на земле и богатых, и бедных. Банально, но это так. Я думаю, любая истина, которую усвоили все, становится банальной.
— Вы говорите афоризмами, — фыркнула Лиза.
— Ты слышала про эвтаназию?
— Я... Да, что-то слышала...
— Понятно. Ты пока не думала о легкой смерти.
— Пока что я думала не о легкой смерти, а о легкой жизни, — сказала Лиза.
— Признак хорошего душевного здоровья, — похвалила Ксения Петровна. — Так вот, это слово означает легкий уход из жизни, то есть смертельно больной может переселиться в мир иной с помощью врача. Но мы пока не об этом думаем, а только о том, чтобы отсюда, из «Дома друзей», отправлялись если не в рай, то хотя бы из рая.
— А... мне можно помыться таким мылом? — спросила Лиза.
— Да ради бога, — Ксения Петровна засмеялась и кивнула на шкаф. — Бери. Но я хочу тебя кое о чем спросить.
— Скажу, если вы мне дадите второй кусок мыла. — Лиза засмеялась.
— Какая корыстная, — улыбнулась Ксения Петровна. — Ладно, скажи, ты хорошо подумала насчет развода?
— Точно так же вы спрашивали меня перед свадьбой, — заметила Лиза.
— Да. И ты уверяла, что вы любите друг друга. А сейчас — ты можешь сказать, что вы не любите друг друга?
— Нет, — быстро ответила Лиза.
Ксения Петровна сощурилась:
— Нет?
— Я не люблю ту жизнь, которая у нас со Славиком получилась.
Крестная молча смотрела на Лизу.
— Понимаю. Ты думаешь, что вы могли бы начать сначала...
— Не мы, — сказала Лиза. — То есть мы, но другие. — Она поморщилась. — Я думаю, вы меня понимаете.
Ксения Петровна медленно кивнула.
— Как будто, да. Славик перестал бы видеть в тебе свою маму, домоправительницу...
— Кухарку... — добавила Лиза.
— ...то есть прислугу, — подвела невидимую черту Ксения Петровна. — Да-а... Это на самом деле похоже на вулканический взрыв.
Лиза молча смотрела поверх головы Ксении Петровны и снова видела свою квартиру, в которой знала каждый квадратный миллиметр. Она видела компьютер на письменном столе, слышала слова Славика, видела его расслабленную позу на диване. Он щелкал пультом управления, а она «батонила», набирая его работу.
— Любовь, говорят, это сумасшествие. И те, кто это говорит, правы, — Лиза скривила губы. — Это точно, хотя раньше я так не думала.
— Ты считаешь, что вылечилась? — поинтересовалась Ксения Петровна.
— У меня просветление, — Лиза засмеялась. — Я хочу развестись. Прямо сейчас. А насчет вулкана вы правы. Хотя не знаете, как он устроен.
— А ты расскажи, — тихо произнесла Ксения Петровна.
— Представьте себе земную кору.
— Я представила тебя.
— В ней возникают трещины.
— Как в тебе, — Ксения Петровна поморщилась.
— По этим каналам и трещинам извергается лава, пепел, горячие газы, пар и сыплются обломки горных пород.
— Они обрушились на бедного Славика, и не только на него. Я читала в газетах о твоем взрыве на фуршете. Знаешь, что больше всего поразило репортеров?
— Что? — Лиза быстро посмотрела на Ксению Петровну. Сама она не читала ничего, что писали в светской хронике о происшествии в новом ресторане японской кухни.
— Что ты так нещадно давила... доллары.
— Доллары? — Лизины глаза стали похожи на две недозревшие японские хурмы. И по форме, и по цвету: круглые и бледно-зеленые. — Я не помню. — Она свела брови. В памяти возникли сиреневые кусочки скользких кальмаров, она снова ощутила хруст костей морского леща, поморщилась от запаха рыбьего жира, смешанного с уксусом и перцем. Покрутила головой. — Нет.
— Не в буквальном смысле слова, — наконец сказала Ксения Петровна. — Они имели в виду, что ты раздавила дорогостоящей еды не на одну сотню зеленых.
— Ах, вот вы о чем, — она скривила губы. — Больше всего мне жаль свои брюки. Соус забрызгал манжеты, и они не отчищаются.
— Ну конечно — своя рубашка ближе к телу. А вот хозяин печется о финансовых потерях, — Ксения Петровна произнесла это таким тоном, что Лиза уловила нечто...